– Это теперь тебя не касается, – отрезаю я, разворачиваясь и покидая место ее преступления.

– Дима… – надломленный голос за моей спиной, но я не оборачиваюсь.

– Ни слова. Домой, и быстро, – последний приказ, прежде чем я покидаю этот дом.

Может быть, навсегда.

Пока я уверенными быстрыми шагами двигаюсь в сторону припаркованного автомобиля, мой мозг пытается проанализировать случившееся, разложить по полочкам и сделать определенные выводы, выработать план действий.

Я всегда так поступал, сталкиваясь с проблемой.

Так устроен мой разум, натренированный годами пользоваться логикой в любых обстоятельствах.

Но я не учел того, что наступит случай, который не впишется ни в одну из моих схем. Нет правильного алгоритма действий, который я мог бы применить сейчас.

И нет ни одного единого шанса на то, что мы когда-нибудь станем прежними. Что бы не сулил завтрашний день, то, что случилось сегодня – разобьет наши жизни на «до» и «после». И дело не в поцелуе на кухне. Если бы это было просто пьяным наваждением… Если бы я был слеп и глуп.

Теперь вся наша жизнь мне кажется иллюзией, сном, пародией, идеальной картинкой, которая треснула, разовралась, стекла по холсту размазанными красками. Ложь, в которую она заставила меня поверить. Возможно, она не хотела лгать и тоже верила.

Я думал, что времена потерь для меня закончились с уходом сестры. Считал, что самое страшное уже случилось. Я был так уверен в своем стабильном будущем, в своей жене, и в нашей любви. Она не давала мне ни малейшего повода усомниться в ней, чтобы вот так, одним махом. Наотмашь.

Открывая машину, я сажусь внутрь, кладу руки на руль и смотрю на свои напряженно сжатые пальцы.

Я не сдамся.

Мария

Прошло уже семь дней после того, как Дима высадил меня возле нашего дома и, ни слова не сказав, уехал. Я постоянно думала о том, что должна была поговорить с ним, пока мы ехали из Твери, а не подавленно молчать, глотая слезы. Я должна была что-то сделать, остановить его, успокоить, убедить в том, что тот поцелуй ничего не значил. Но я молчала, потому что стыд и чувство вины словно парализовали меня. Как я могла объяснить ему?

Семь мучительных дней, полных агонии и самобичевания. Ко мне приехала Вика, чтобы я не сошла с ума окончательно. Я сама ей позвонила, пришлось рассказать всю правду, и она не стала учинять допрос с пристрастием, не читала нотаций, не вскидывала руки, горестно восклицая: «Как ты могла, Маша!» Она просто меня обнимала и позволяла плакать на своем плече. Никто так и не понял, почему мы тогда так резко уехали. Хотя бы один положительный момент. Скандал усложнил бы и запутал cитуацию еще сильнее.

Видит Бог, каждую минуту я сожалела, что позволила подобному случиться. Я не хотела…. Я бежала от самой себя и от того, что Марк заставлял меня чувствовать к нему, но он догонял, шел за мной, и всегда продолжал жить во мне. Это было безумием с самого начала. Сверхъестественная близость и ни малейшего шанса на то, чтобы быть вместе. Мы шли в разные стороны, но в то же время постоянно навстречу друг другу.

Я ненавижу его.

Он – бесконечный источник моей боли и хаоса.

Я люблю его. И всегда буду любить.

Но это не то чувство, которое может спасти мир или удержать стены.

Мы никогда не были бы счастливы вместе.

Он написал мне миллион писем с просьбой дать ему шанс.

Но он у него был.

Неважно сколько тебе лет, когда ты делаешь свой первый осознанный выбор.

Однажды он выбрал не меня.

Что помешает ему сделать это снова?

А Дима всегда был тем, кто крепко держал меня на земле, кто дал мне все, о чем можно только мечтать. Я не могла желать большего, но отступилась.

Никто не идеален. Я могла бы сказать ему правду. Я хочу объяснить.

Он настоящий, живой. Он мой.

Это было наваждением, ностальгическим провалом в прошлое. Мне так жаль. Я просто запуталась, ошиблась.

– Давай, я попробую съездить к нему в офис? Поговорю? – осторожно предложила Вика, устав наблюдать, как я мечусь по квартире, не находя себе места. Даже Ева притихла и особо не требовала моего внимания, чувствуя, что мамочке очень плохо.

– Не нужно, – отрицательно качаю головой. – Я пыталась звонить ему. И в офис тоже. Дима не хочет разговаривать. А его ассистентка говорит, что он занят.

– Неделя прошла. Нужно как-то решать проблему, а не прятаться, – говорит Вика, помешивая в кастрюльке кашу для Евы. Я так разбита, что ничего не могу делать. Кукла на шарнирах, которая потеряла управление над собственным телом. – Я отведу Еву в садик. А ты поспи. Выглядишь жутко. Ты ешь что-нибудь? – Вика обеспокоенно прошлась по мне изучающим взглядом.

– Не могу, – качаю головой, обхватывая себя руками. – Ты думаешь, он разведется со мной?

– Из-за поцелуя? – вскидывает брови Вика. – Не неси чепуху. Остынет твой Дима и явится домой.

– Я не знаю…. Он так на меня смотрел, – я поежилась, почувствовав, как волна мурашек прошлась по спине. – Я его таким видела только в суде. Я боюсь, Вик.

– Он любит тебя, Маш, – твердо произносит Виктория. – И ты не изменяла ему. Господи, да с кем не бывает? Неприятно, конечно, но не смертельно. Или ты убиваешься, потому что помимо всего прочего еще и из-за Марка страдаешь? – она пристально смотрит мне в глаза. – Не думай даже, Маш. Я понимаю, первая любовь и все такое. Вы встретились на месте преступления. Взыграли эмоции. Такое бывает, но это все. Точка. Остановись. Понимаешь, о чем я?

– Да, – киваю, глядя в сторону. – Я понимаю.

Мое сердце разрывает боль, и я закрываю глаза, переводя дыхание. Глубоко дышу носом, пытаясь расслабиться.

– Все хорошо? – обеспокоено спрашивает Вика, вглядываясь в мое лицо без единой кровинки. – Ты побледнела.

– Нормально. Уже лучше, – боль действительно отпускает.

– Это хорошо, что Марк уехал. Никаких соблазнов, – продолжает Вика тяжелую для меня тему. – На самом деле, все заметили витающее между вами притяжение. Он же глаз с тебя не сводил весь вечер, постоянно маячил рядом.

– Да, я просто не выдержала его давления. Я убежала в дом, чтобы выдохнуть и выпить воды, но он и там меня нашел….

– Но, если бы ты не хотела, ничего бы не было. Так? – проницательно замечает Вика, снимая кастрюльку с кашей с плиты. – Можешь не отвечать. Марк – ходячий секс. Я сама слюной истекла. Мы же не родственники, и поверь, ни одна из наших девочек не осталась к нему равнодушна. Так что я понимаю. Он, наверное, потрясающе целуется. Боюсь даже представить, что еще он потрясающе делает.